Боевые паруса. На абордаж! - Страница 120

120

Увы, способность до конца цепляться даже за безнадежную позицию — одна из особенностей британской армии. Ответ — еще одна пуля, пониже.

— Вольно им! Жаль, напротив ворот один щебень. Зато одна из башен уже замолчала. Значит, нам работы — развалить одну башню и одну стену. Ну-ка…

До вечера управились. И белый флаг сам появился над стеной форта.

На этот раз Патрик сам подставляться не стал, но по парламентеру стрелять запретил. Англичанин сообщил, что комендант желает выпустить женщин и детей — и не иначе как под гарантии испанского офицера.

— Что ж, я вполне испанский офицер, — заявил Патрик, — но я требую сдачи форта. В обмен на жизни женщин и детей. Да и остального гарнизона.

С пощадой для женщин и детей его люди были согласны. Насчет прочих — засомневались. Сомнение высказали, аккуратно, не оспаривая приказа.

— Нам сейчас не мстить, а ноги с острова уносить нужно. Опять же порох нужен. И «поросята». Те, что целы остались, — как раз испытание прошли!

Когда гарнизон и беженцы из форта «Дания» достигли замка на восточной скале, их сурово окликнули сверху:

— Король или парламент?

И, услышав честный ответ, велели проваливать. Для замка «Дувр» продолжалась гражданская война…

Люди Патрика сумели неплохо отдохнуть до вечера. А с последним лучом солнца — побудка! И капитан — та, что не временная, а настоящая, — с известием, что предстоит немало работы.

— Сеньоры, вы успели передохнуть, а мои роты — нет. Весь день материалы готовили. Патрик, ты знаешь, что делать… Лучше меня. А я посплю. Утром должна быть свеженькая. Как и мои роты!

Которые весь день набивали мешки землей. И корзины. И щиты деревянные сколачивали. И разбирали дома ради камня. Теперь людям Патрика это все таскать, и тихо. Так, чтобы напротив батареи Хейвуда к утру стояло три батареи. Одна — с морскими пушками. Две — с «поросятами» из павших фортов. И стоять они будут не в открытую!

Сама батарея Хейвуда, например, это не пушки, выставленные рядком. Земляной форт с куртиной, четырьмя маленькими бастионами и поворотными рогатками вместо ворот. Куда более сильное сооружение, чем павшие замки. Потому его придется почтить правильной атакой. Будь времени в достатке, стоило бы начать копать сапу. Зигзаг, в углах обросший небольшими укреплениями. И только подведя сапуна пушечный выстрел — отрыть параллель, батареи…

Долго? Но это единственный способ. Бросать в атаку толпы с мачете… Даже против каменных стен у них было бы больше шансов, чем во рвах под картечью. Долбить же траншею в известняке — это недели.

Но вот — рассвет, и стволы черных глаз выносят батарее приговор.

— У нас, конечно, не армия, а орда. Но и порт простреливает отнюдь не Бреда. Ускоренная атака готова, сеньоры. Начнем…

По бастионам открывают дружный огонь восемнадцать орудий. Каждое, обмотав колеса тряпками для бесшумности, ночью приволокли на позиции роты Патрика. Впрягались и тащили. Мало ли что без дороги. Мало ли что весят от шести до десяти тонн. Пот не кровь, а ведь и той не жалко ради свободы. Под прикрытием огня новые роты волокут вперед щиты, мешки с землей, фашины и габионы, камни и бревна из разобранных домов. То, что полагается рыть неделями, возникает за считаные часы.

Хорошо работают бывшие рабы. «Вспомните присягу!». И вопросов почти не задают. Это если нужно убедить быстро. Но Изабелла сама обходит роты, объясняет. Понимает — нет в рыхлом войске той веры в командира, что в экипаже «Ковадонги». Потому следует все рассказать. Опять же, ирландец силен смекалкой, и если соображает, что делает, часто может сделать лучше. Может и хуже — но от глупостей отчасти защищает Кодекс. Когда на кону голова, даже ирландец прежде, чем ставить опыт, спросит позволения у начальства. Или хотя бы подумает подольше.

На батарее всего полторы сотни англичан, но это — не ополчение. Настоящая гарнизонная пехота. До ночи им приходится смотреть, как растут чужие флеши и горнверки. Теперь к батареям и не подойти. Даже ночью. Потом… Белый флаг. Разговор. Командир батареи в знак уважения к противнику приложил ладонь к полам шляпы. Кажется, даже весел:

— Рад вас видеть, сеньоры. Фландрская манера узнаваемей знамени. Что ж, я люблю добрую игру, а повеселиться мне не доводилось с тех самых пор, как я оставил службу лорда Вильгельма. Этой ночью вы увидите, как добрые голландцы отвечают на ускоренную атаку. Надеюсь, вам понравится.

Ночь — спокойна. Костры. Дерева много, целый город разворован. Потому огонь теплят ради еды и развлечения.

— Наши ребята неплохо приоделись, — замечает Изабелла, — еще вчера были в мешковине. А теперь? Только что башмаки не у всех, так на корабле и не нужно. Что у вас?

Посыльный с периметра. Ожидаемое известие: полевая армия англичан. Все ясно, все предусмотрено. Но почему тогда дыхание остановилось?

— Там это… Кто вчера не принял присягу. Просятся…

А выдохнуть нужно медленно.

— Ясно. Когда все лили пот, они лили ром. Что ж, теперь будут лить кровь. Предупредите об этом. Из тех, что не уйдут, набирайте группы по десятку человек — и сюда, с сопровождающим. Будем формировать новую роту.

Если бы одну… Сотня за сотней… Иные чуть не с другого края острова. Оказывается — восстание скачет по плантациям, как верховой пожар. Это хорошо — губернатору не до Спайтстона. Это плохо…

Не потому, что горло хрипнет от повторения Кодекса. Но — теперь все не влезут на корабли. А слово есть слово.

К утру силы ямайской береговой охраны на Барбадосе достигли двух тысяч человек, сведенных в пятнадцать рот и три терции. Две старые — ее и Патрика. И новая. Хайме.

120