Боевые паруса. На абордаж! - Страница 22

И увижу секрет? Ну… днем, на крыше, под ярким солнышком, да не зная, чего высматривать — ничего Ана не увидит!

— Конечно. Только мне еще одеваться.

— Аааа… — понятливо тянет донья Ана. Раз вечно занятая хлопотунья спит днем — занята была ночкой. Не слушанием серенад, за неимением балкона, с крыши. И тем более не любезничанием с поклонником через оконную решетку на первом этаже. Наверняка матери помогала зелья варить.

Что ж, это означает — недолгое ожидание в дворике. Что-нибудь вкусненькое. Пусть не стоит толстеть до замужества, но у доньи Бланки готовка приворотная. Не устоять. Смирное ожидание, пока с крыши не махнет рукой подруга. От дверей — к лестнице, не оборачиваясь по сторонам, чтоб лишний раз напомнить — соседка любопытна, да в меру. Секретов высматривать не будет.

Секреты есть, их сеньоре Бланке многие по сей день простить не могут. Особенно те, кому она в помощи отказывала, после позорного столба. Шипят, да донье де Рибера что с того? Раз матушка водиться с соседями разрешила, значит, все у них в порядке. Демонов не вызывают, девственниц не подделывают. Может, и могли бы, но блюдут честь отца и мужа.

Что деньги… Это ведь на самом деле не так уж и просто, сказать в глаза: «Ты не бросал в меня брюквой. Но у стен много глаз, а ночь темна только для доброго дела. Так что пусть твой ребенок умрет — а моего мужа снова изберут алькальдом». Можно не говорить прямо. Можно отослать к врачу с университетской степенью. И так и так — для бедняка приговор. Один визит бакалавра медицины стоит не меньше сотни реалов. Хирург дешевле, но что он может? Руку-ногу отпилить и пустить кровь.

Так что крыша соседского дома — очень неплохое место, чтоб провести часок-другой. И пусть небо печет голову так, что, того и гляди, мантилья загорится — там, наверху, тень. Ну или будет тень.

Руфина в легком домашнем платье, глаза сжаты в щелки от льющегося сверху жара, дергает рычаги valeria, штуковины, расправляющей над крышей тент. Говорит, такими римляне пользовались. Удивительно. Всегда казалось, что за квиритов всю работу делали рабы. Много красивых невольников с мускулистыми руками.

Оказывается — довольно одной девушки. Правда, сильной. Медленно, словно туча, наползает полотнище.

— Руфинита, а ты, наверное, и с арбалетом здорово управляешься?

— С детства не пользовалась. Хороший пистоль бьет не хуже. Молодец, что напомнила. Нужно пуль наделать. Давно в стрельбе не упражнялась.

— Значит, стреляешь ты все-таки хорошо.

— Ну, отец говорит, что можно и лучше.

— Твой отец! — всплеск рук. — Он фландрский вояка. Да если ты просто умеешь зарядить и выстрелить — уже довольно. Мне хватит.

— Для чего?

— А, ты не знаешь! Город устраивает большую охоту. Война — войной, но общество должно собираться.

Руфина наконец оторвалась от своих приводов и блоков. Сразу стало приятней — сверху злые лучи не достают, зато ветерок налетает, принося прохладу взамен поднимающегося от черепицы жара. Уголок, правда, остался — именно там, на грани тени и света, и стоит подруга.

— Есть церковь.

— Ну что ты такое говоришь? В церкви молиться надо, а не женихов себе выглядывать.

Во Франции вообще балы устраивают. Надо же людям друг на друга посмотреть! Увы, с танцами у благородного сословия Испании плохо. Остается охота, главное развлечение благородных кавалеров и дам.

— Может быть, может быть. Вот только где это общество, и где мы? Впрочем, число волков в Эстремадуре, и верно, стоит подсократить. А то в предместья заглядывают.

Если это говорит дочь старшего алькальда над портом, понимай — ему жаловались алькальды предместий. Донья Ана поспешно перекрестилась.

— Не рассказывай ужасов!

— А что? В прошлую войну волки заходили на улицы, собак жрали. Людей покусали многих. Ничего, стража управилась.

— Ох, надеюсь, теперь до такого не дойдет. В любом случае, если за дело берется граф Барахас, серых станет поменьше… Но это неважно! Важно, что я тоже охочусь!

— Да?

— Да! Род де Рибера хороший, приглашения нам посылают. Только лошадь нужна, и сбруя с седлом, для меня и для брата, и арбалет… А у нас денег не было… Слушай, а ведь твоего отца тоже обойти не должны!

— Так приглашают, наверное. Ему надо?

— Это надо тебе! Ты замуж собираешься?

Ана подперла бок рукой. Вывернув запястье, да об ребра каркасной юбки. Не вульгарно, как торговка на базаре, но как знатная дама. Вторая рука в жесте римского оратора простерлась к подруге.

— Лучше скажи, откуда у вас деньги. Неужели твой отец продал-таки свой кусок пустыни и вложил деньги в очередной конвой к Островам?

— Нет, — Ана немного потухла. — Ну не может он продать майорат! Деньги дал сеньор Нуньес. Чтобы попасть на охоту. Он будет числиться моим женихом — и так попадет в общество. Ну, а мне — лошадь, седло и платье для верховой езды.

— Зачем платье? — удивилась Руфина. — Обычное подходит.

— Ты это знаешь. Я, — отмахнулась Ана. — А вот перуанец серебро выложил… Ну так что мне, отцу эти реалы подарить? Ведь спустит без толку. Стой! Ты сбила разговор в сторону! — обвиняюще ткнула пальцем. — Мы говорили про то, что тебе пора искать жениха! Ты что, в монастырь собралась?

— Нет…

— Значит, нужно замуж.

Ана принялась ходить по крыше. Подруга только глазами водит… Стоит, как назло, между кадками с лимонными деревьями. И кругом ее не обойти, чтоб хоть голову повернула. Статуя! Такие же бывают, что глазами следят. Руфина разве что моргает.

— Придется. Обязательно. Не теперь. Позже.