Желудок севильского школяра — не бездонная бочка. Пока студенты не совершили процесс, обратный академическому росту, свалившись со скамей под стол, надо успеть поздравить каждого. Тем более что университетское братство не заканчивается ни за дверьми университета, ни за воротами города. Но уйдут — не все. Двое променяют скамьи на кафедру. За них те, что покинут обитель знаний, пьют особенно радостно.
— За берет Диего! — И снова стук чаш. — Конец бакалавру права! Берет лиценциата — вот головы наполненной услада!
Главная услада в том, что подпрыгивать на месте, когда в тебя вонзается взгляд молодого лектора, уже не им. Им и практических хватило. По астрономии. Еще шутили: и как он звезды с небес не посшибает? Ну, да теперь небосвод в безопасности.
— А что в башке? Параграфы латыни?
— О да! Наш друг — юрист отныне!
— И скоро нас, увы, покинет…
— В некотором роде вы правы, — свежеиспеченный лиценциат пожимает плечами, — а в некотором нет. Я уйду, но останусь.
— Загадочно. А подробности?
— Завтра.
— А что завтра? С Диего ясно, женится он!
— Это как?
— Так. Кто таскается к Таможне, что ни вечер? Пусть не говорит, что обивает порог сеньора старшего алькальда ради ужина или прислуживается к начальству! Диего, приятель, это не упрек — но вы не бедны. Зато каждый знает, что дочь вашего начальника пусть некрасива, да умна, болтает на нескольких языках и пишет стихи…
— Нашел родную душу, а?
— Диего, признавайтесь!
— Ну же! А все — магистр, магистр! Впрочем, судейские живут неплохо. В патрули тесть вас больше не пустит, зато, после того как вы выцарапали поджигателя аж с соборного двора и отправили на костер — следующий же район ваш, что городской, что королевский! Глядишь, скоро возьмете кого из однокашников в секретари, дон старший алькальд!
— Так уж некрасива? — Диего разглядывает кубок. То ли тот полон наполовину, то ли наполовину пуст.
Мгновение тишины.
— Попался!
— Красивые девушки у окна показываются. Хоть изредка.
— И не кутаются так старательно в мантилью, когда ходят в церковь.
Улыбка лиценциата становится из спокойной — растерянной. Впрочем, он встает и разводит руками.
— Когда я вас обманывал?
— А это не обман. Вы лишь молчать изволили, негодяй!
— Вот-вот! Небось, боялись, что отобьем выгодную партию? Зря! Никому из нас не нужна святоша, что в церковь ходит с замотанным лицом и у оконца не показывается. Это вы у нас, простите, немного ханжа. И зазнайка. А еще… Помните историю с рысью? Донье Руфине нужен муж, одно имя которого убивало бы слухи…
— Я действительно настолько страшен? Ох, голова кружится… Друзья, наговорите мне поскорей хоть каких гадостей, а то я от спеси лопну!
— Не берите в голову. Для человека, которому купили студенческий матрикул в двенадцать лет, вы образец скромности. Но женатых профессоров в университетах держат одни еретики-протестанты, зато женатых судей — пруд пруди.
Кошель севильского школяра — не рог изобилия. Нанять все заведение на вечер не дозволит. Поодаль столик занят другой компанией, потише, но потемней. Серые куртки, алые кушаки. Не то недавняя деревенщина, не то оставшаяся не у дел солдатня. Громкий разговор долетел до чужих ушей. А к ушам иногда прилагаются, вместо головы, кулаки. Поскольку же кулаками соображать трудно…
— Так это что, тут теперь судья жрать будет? — раздался пьяный голос. — Тут крючков не любят!
Школяры — ну отвечать. Молчит один Диего, только здоровую руку опустил в разрезной рукав зеленой мантии. Когда перебранка перешла в потасовку, посторонился, пропуская друзей в схватку. Ждет. Недолго. Блеск навахи. И — выстрел! Драка распалась, на полу обнимает простреленную руку начавший ссору задира. Один из студентов зажимает порез на бедре.
— Кодекс Юстиниана, титул девятый, статья шестнадцатая. — Голос Диего легко прорывается сквозь сдавленные подвывания раненого. — Удар мечом, не убивший. Карается отсечением руки… Пабло, дружище, вы на ногах тверды? Славно. Извольте сбегать за альгвазилом. А я пока подержу подсудимых под прицелом. У меня еще три пули.
В двух рейтарских пистолетах. Два пистолета, четыре ствола, один исходит тающим дымком, второй высунул рукоять так, что выхватить и выстрелить — секундное дело. А колесцовые замки не тухнут, как фитиль, и не дают осечек, как кремень. Жаль, стоят дороже фитильного и кремневого замков, вместе взятых. А еще эта пара приметная!
Иные школяры пихают друг друга локтем под бок: пусть двуствольный пистолет в Севилье не редкость, но про пару с медвежьими головами на рукоятях слава ходила и до последней городской охоты. Любимое оружие рысьеглазой! Жениху лапу пуля ожгла, ему с толедским когтем плясать неудобно, вот и разодолжился приметной парой. А еще откручивался! Вот и вся цена его: «Не хочу жениться, хочу лекции читать!».
Студенты вытаскивают из карманов оружие. У большинства навахи, но в руках выпускников сверкнули рыжим отблеском свеч рапиры. Будь на месте кастильцев галлы или немцы — были б все со шпагами, но в Испании отчего-то все еще полагают, что студент ближе к монаху, чем к солдату. Впрочем, их противники вовсе не настроены драться. Один даже руки выставил, ладонями вперед. Заговорил. Спокойно, ровно.
— Недоразумение, господа студенты, недоразумение! Один из нас забыл с пьяных глаз добрые правила кабацкой потасовки… Полагаю, если мы принесем извинения и подкрепим их разумной суммой на излечение пострадавшего, вы не станете раздувать неприятности?