Боевые паруса. На абордаж! - Страница 77

— Как назывался ваш корабль?

— Какой корабль?

— Что разбился. Или вас пираты взяли?

Не все из морских разбойников любят резню. Иные предпочитают дать сдавшимся шлюпку, бочонок воды, несколько сухарей. И шанс, который чаще всего оборачивается вот так. А еще есть забава — высадить на остров. Не то чтобы необитаемый — временный. До прилива. Впрочем, эту шутку пираты приберегают для своих.

— Не было никакого корабля…

Если за корабль не сойдет крепость Дублина. Стоит смежить глаза, перед внутренним взором встают земляные бастионы и невысокие стены центральной ограды. Один из бастионов — его, капитана Патрика О'Десмонда. Был его. Целых полгода над гордыми валами реяло ирландское знамя, а за крепким бруствером стояли люди, готовые защищать родной город. Пусть даже и для короля Карла. Тогда казалось, что с королем удалось договориться. Монарх согласился на все условия восставших — в обмен на десять тысяч добровольцев для армии роялистов. Частью этих десяти тысяч стала рота рыжего О'Десмонда. Остался за англичанами и Дублин, в котором теперь служили католическую мессу, несмотря на все возмущение англиканских епископов. Королю были нужны солдаты.

А вот наместнику короля, лорду Ормонду, — нет. Причины, по которой роялист мог внезапно сдать город республиканцам, а англиканин — пуританам, Патрик придумать так и не сумел. Однако у наместника она нашлась.

Что ж, англичанин англичанину глаз не выклюет — зато ирландцу выбьют оба. Английские солдаты короля ушли по приказу, ирландцам же ничего не сообщили… Да и позиции люди Ормонда оставили на цыпочках. Истинно по-английски. Итог: О'Десмонда взяли на квартире. Его роту — в казармах. Отобрали шпагу и кошелек. Потом победители, нежданно-негаданно взявшие пленных без всякого боя, принялись решать, что с ними делать. Парламент так и не признал Ирландскую Конфедерацию воюющей стороной, потому к тем, кто присягнул родному зеленому острову, отношение оказалось, как к мятежникам.

Воры и убийцы! Так их называли и судили уголовным судом. Стража едва удерживала добрых горожан от того, чтобы они не разорвали кандальников-папистов, бредущих в порт Ливерпуля на погрузку. Еще бы! Несколько случайных жертв ирландской революции лондонские газеты через год превратили в сотни, через два — в тысячи. На пятом году независимости Ирландии число невинно убиенных типографских душ перевалило за сто тысяч. То, что такого количества протестантов, не говоря уж об англичанах, по всему острову не сыскать, никого не смутило. То, что те, кого сыскать все-таки можно, выбрали службу Конфедерации — тоже. Служат вот что-то плохо…

Приговор мятежникам один — смерть. Не быстрая, в петле, медленная. Рабство на островах. Сахар приносит немалые доходы и требует неменьшего труда, для которого не нужно ни знаний, ни старания. А значит, каторжники, добро пожаловать на Барбадос! Пусть португальцы покупают негров за железный лом, англичанам и того жаль, пока не перевелись мятежники, которых можно приговорить к смерти на плантациях.

Им повезло. Удалось подговорить местного рыбака. Мол, тот отвернется — тут у него и украдут старую лодку. А он будет настолько пьян тафией, сахарной водкой, что и не заметит ничего да и доложит об утере не скоро. Тафии ему нужно много. На всю оставшуюся жизнь, и чтоб родне на поминки хватило. Такой вот расчет.

Бочки у рыбака были. Хорошие, из-под пива. Целых три, и немаленькие. Одно время думал стулья сделать, да вот нашлось лучшее применение. А уж как их наполнить — то забота беглецов.

Посовещались. Самый риск и самая работа легли на двоих: на О'Десмонда да на моряка, что осмелился вывести бусс слишком близко к острову Мэн, базе парламентского флота. Моряку доверили перегоночную — разрешив в награду пить сколько влезет, но не выносить. А Патрик и вовсе вел счета. Жил, как джентльмен-невольник, не обделенный ни пристойным питанием, ни уютным углом под крышей господского дома. Да и отношение было скорей как к бедному родственнику. Горничная Полли и вовсе намекала, что если кое-кто рыжий да зеленоглазый соберется вдруг на ней жениться, то станет, как она, служащим по контракту, а ей осталось служить всего четыре года…

Причем пела с хозяйских слов. Плантатору был нужен надежный аудитор — а этот вариант сулил разом благодарность бывшего офицера, его жены и жесткую зависимость обоих на достаточно большой срок — по закону. А там, глядишь, приживется на плантации и останется в качестве наемного специалиста.

Купить свободу гражданскую, продав свободу холостяцкую, Патрик бы не отказался, даже если это означало отказ от веры отцов. Он всегда был плохим католиком. Увы, вся эта благость касалась его одного, человека грамотного и разговаривающего по-английски без акцента. Прочих ждали барак, кнут надсмотрщика и вечный великий пост в придачу. Каторжники дешевы, всего цена перевозки — так отчего на них не сэкономить? В одном хозяин ошибся — решил отчего-то, что новый аудитор будет безучастно смотреть, как его солдаты умирают.

Эх, мог бы вернуть время вспять — пустил бы пулю в спину сэра коменданта и защищал город. То ли вместе с прочим гарнизоном, то ли одной ротой. Долго бы стоял бастион. Глядишь, и помощь бы пришла, а несудьба — пали бы на родной земле, прихватив с собой не одного врага. И не жгла бы глаза боль по тем, кто не сошел в землю, как должно солдату.

Итак, Патрик занялся приписками, моряк наловчился доставлять продукцию. План удался. Только вместо погони на беглецов обрушился шторм, сломавший мачту. Весла они тоже ухитрились потерять. После этого оставалось отдаться на волю волн, подобно древним святым, и ждать, какое решение вынесет судьба.