Рука потянулась к перевязи с зарядами — вместо четок. Руфина поняла, что жива исключительно волей Господней. Она должна была получить пулю! Скорей всего — из нарезного. Выбери стрелок рулевого или дай осечку английский замок с собачкой, для нее оставалось еще две пули. Но буканьеры почему-то решили выждать и выстрелить разом, впятером. На расстоянии, вполне доступном пистолетам. Опасались пушки и предпочли абордаж? Или барка только изображала жертву, на деле надеясь захватить канонерку?
Руфина почувствовала, как на нее накатывает штормовая волна, сдавливает сердце, заполняет легкие вязким огнем, что и не вдохнуть… Почти как тогда, в ночной Севилье. Страх. Только тогда теплилась надежда — на то, что родители живы, на широкую спину графа Барахаса. Теперь надежды не осталось, только мечта о возвращении, зыбкая и ненадежная. Она знала — чтобы вернуться, придется не раз стоять под выстрелами, и каждый из выстрелов может окончить ее планы! Руфина-Изабелла подняла голову. С белесых небес, суровый и требовательный, смотрел глаз Бога. Не того, что обещал прощение — того, что велел избранным идти и исполнять его волю! Возложить меч на бедро и брать око за око.
Какие тут четки… Зато псалом Давидов вполне к месту.
— Леди Изабелла, не горюйте. Хватит вам добычи на новую штормовку.
Ирландец, по слабости не помогавший в бою, решил немного утешить спасительницу.
— Да? — Ее взгляд тяжек, как пудовое ядро.
— Зерно тут дорого. Пусть не настолько, как в английских колониях или на Тортуге. К нам… То есть на Барбадос, вовсе из Англии завозят. Бочка пшеничной муки иной раз и до пятидесяти фунтов стоит. Но, поверьте, перевоз с американского континента до Ямайки тоже не дешев. На самом-то острове растят в лучшем случае кукурузу.
— Точно… Лепешки из нее вкусные получаются. Мне понравились, — а смотрит снова вниз.
— Готов поспорить, что и горожанам, и плантаторам кукуруза уже приелась. Фермерам тоже, но им пшеница вряд ли достанется…
Кивнула.
— Это хорошо. Деньги мне нужны.
Замолчала. Принялась изучать трофей, поднявший запасной парус взамен разорванного. Трофей разочаровывал. Палубное судно, да. Но единственная мачта и корпус — поперек себя длинней лишь вдвое — не дают и шанса догнать добычу или уклониться от охотника. Нет, ей нужен другой корабль! Теперь она не может позволить себе роскошь гибели в битве — по собственной глупости. От всего остального она будет защищена неодолимо.
Это значит, высокие борта. Значит, пушки и нарезные ружья. Значит, высокие мачты и много парусов. Потом, конечно, эскадра… Если она сделает все, как должно, все это будет. Пока же маленькая «Ковадонга» куда лучший боец, чем пузатый зерновоз. Что ж, значит, судьба ему повозить и испанскую пшеницу!
Барка с зерном после голландца впечатления на горожан не произвела. Никаких пятидесяти фунтов за бочку. Десяток песо — и не звонким серебром, расписками. Надуть донью Изабеллу, а тем более губернатора ни у кого из торговцев нет и в мыслях, но продать все мгновенно они никак не могут. А серебра под рукой нет, все раздали в обмен на голландские товары. Вот зайдет еще какое судно за сахаром… Опять же, и барку стоит продать. Хорошо бы — местному торговцу, чтоб к следующему визиту «Льва» собрать достаточно сахара.
И морякам, и кораблю нужен отдых. Так что «Ковадонга» как выползла на берег, так и дремлет, подставив днище солнцу. Просохнет немного, и будут ее смолить. Точней, салить. В Индиях много животного жира, и на днища кораблей идет смесь, в которой как раз смолы-то и нет, зато топленого свиного и говяжьего сала немало.
Спасенный чужеземец против собственного ожидания окружен заботой. Дело вовсе не в том, что он оказался таким же католиком, как и подобравшие беглеца испанцы. Оказалось, ирландская порода хорошо известна губернатору! Больше того…
— О'Десмонд, говоришь? — дон Себастьян поджал губы. — Гуго тебе кем приходится?
Пришлось припоминать родню. Никаких «Гуго» нет и не было! Тем более «Гуго», водящих знакомство с ямайскими губернаторами. Да это вообще не ирландское имя! Зато имеется на дереве клана отрубленная ветка.
— Не знаю, — пришлось признаться, — но кое-кто из наших ушел на галеоны… Давно. Когда мы сражались с Елизаветой. Вместе с испанцами. Как они?
— Лет двадцать назад один из стариков терцией командовал. Большинство так и осели во Фландрии. С Гуго мы брали Бреду. Отложили в сторонку — я пику, он мушкет, взялись за лопаты… Потом в ирландской роте убило капитана, и парни выбрали его. Так что он остался воевать дальше, я же решил, что накопил на небольшую плантацию в Индиях… В общем, доволен. Так как, пойдешь на службу?
Такой вот перескок. Правильный, в общем. Только…
— Какая с меня сейчас служба, ваше превосходительство? Полчеловека.
— Это не беда. Отъешься, отдохнешь — и за дело!
Так Патрик оказался нахлебником в белокаменном доме под пальмами. Ел, спал, снова ел. Губернаторские служанки приласкали — чуть не до смерти. Его превосходительства им мало? Так в лоб и спросил. Оказалось — не мало, в самый раз. Зато наслушался, какой дон Себастьян душка, а поверх того великий герой и рачительный хозяин. Сразу захотелось выздороветь да отстоять честь Ирландии. Не только в постели.
Решил припомнить игры с мечом. И полезно, и, скорее всего, скоро понадобится. Выпросил у губернатора венгерскую кавалерийскую саблю, неожиданно длинную и тяжелую. Подарок какого-то сослуживца по Фландрии. Рукоять легла в руку — и вспомнилась фехтовальная наука. Показалось, что стоит двинуть кистью, и клинок запорхает радостно и послушно, как жаворонок над жнивьем.