Боевые паруса. На абордаж! - Страница 98

Протягивает руку за перезаряженным оружием, но не получает. Короткий взгляд назад — тела ребят истекают кровью. А у фальконета уже новый наводчик… Картечь засыпать недолго, а поди, заколоти поперек нарезов пулю! И стрелок, благословив капитана за тропическое крещение, бросается с марса — за борт.

Замок над кормой, четырехчастное знамя Кастилии, атака за атакой — все отбиты. Неотбеленные рубахи канониров и матросов перемешались с кирасами мушкетеров. И вся отчаянная оборона — ради того, чтобы с другого борта зашел еще один корабль, и новая волна врагов ворвалась на вымытую кровью палубу!

И настало время.

Неподалеку столь же безнадежное сопротивление оказывают еще два потрепанных урка. Третий уже догорает, зато следы его доблести — изорванные паруса и сбитые реи — носят три вражеских корабля.

Пора. Де Урсуа не проигрывают сражений. И не сдают кораблей.

— Оставить судно, — хрипит лейтенант, который сейчас и навеки — капитан «Сан Матео». — И отставить меня спасать. Рана, кажется, грязная, а я не любитель помирать от горячки. Зато прослежу, чтоб фитиль не затушили…

«Ковадонга» держится на правой раковине флагмана. Короткий приказ — и сорвется, понесет гонца, распоряжение или сигнал. И сейчас несет указание курса. Как только раскаты первых залпов достигли ушей командующего, Флот де Терра Фирме, на время превратившийся в боевую армаду, двинулся, чтобы отрезать врагу выход к морю. Уж он озаботится, чтобы враг не ушел иначе как на дно!

Издалека разносятся взрывы, после которых уши отказываются различать канонаду. Дневное небо светлеет, покрывается тысячами огней, медленно опадающих на неприятельский флот. У французов больше людей и пушек? А попробуйте-ка, повоюйте без парусов. И затушите все пожары.

Над «Санта Аной» взлетает сигнал, который все капитаны хорошо помнят и без кодовой книги. «Я верю, что каждый до конца исполнит долг». Кажется, его не поднимали со времен Лепанто. Строй — линия, разбитая на две тройки. Пусть враги в отчетах пишут, что у испанцев были боевые корабли, а не вооруженные транспорты. Пусть любого, кто сумеет поставить новые паруса и прорваться из охваченной огнем бухты, просто вычеркнут из списков сражающихся. Пусть приманка станет на бумаге разбитым боевым отрядом. Пусть убедят всю Европу, что один француз стоит трех испанцев. Это даже хорошо. Испанский флот решительно предпочитает рабочее соотношение сил три к одному в свою пользу! Ну сколько можно наоборот?

История девятая, в которой Золотой флот ведет бой, дон Луис де Монсальве скрежещет зубами, а канонерка собирает добычу

Старинная поговорка гласит: когда не в шутку прижимает, и небывалое бывает. Паруса над брестской эскадрой появились довольно быстро. Так что четыре корабля остались почти нетронутыми. Еще два, покалеченные с бортов, которыми прижимались к брандерам, но ухитрившиеся вовремя отцепиться, сойдут за полкорабля каждый. Переместив балласт, подняли пробоины выше ватерлинии — и нижние порты уцелевшего борта пришлось задраить. Самые тяжелые орудия этих кораблей будут молчать.

Значит, силы равны. В первой схватке людей полегло примерно поровну, но если испанцы приносили жертву, то французы несли потери. Теперь им хочется уйти. Вырваться из огненной западни. Для этого нужно прорвать испанскую линию, но ветер легче брамсельного, ползти носом в борт долго, а стрелять испанцы умеют. Недаром в качестве общепризнанной классификации пушек в мире принята именно испанская система!

Желание хоть как-то ответить на огонь развернуло французские корабли бортом к противнику. Сначала временно. А потом стих ветер, и две эскадры так и остались — пушки жерлами в жерла, ни движения, ни качки. Стрельбище. Полигон. Только мишень отвечает всем бортом.

Французские полупушки бьют чаще полных испанских, а борта пробивают не хуже. Зато когда с галеонов залетают подарки в сорок восемь фунтов весом, щепы, калечащей экипажи, куда больше. А орудия от могучих ударов срываются с креплений, и их приходится выталкивать за борт. Начнись хоть небольшая качка, одна сорвавшаяся с привязи пушка способна отправить на дно самый крепкий корабль.

На кораблях линии — скоро, скоро эти слова поменяются местами, и с верфей начнут сходить не галеоны, а линейные корабли — царит деловитый ад, а на «Ковадонге» скучно. Стой себе с безопасной стороны, под прикрытием непробиваемых бортов «Санта Аны», да разглядывай сигналы на мачте капитаны. Точней, один непременный сигнал: черный шар и красный флаг. «Стоять на месте, вести огонь». Можно даже не смотреть, куда. В пороховом дыму не видно.

И опасности, что французы, воспользовавшись этим, пойдут на прорыв, тоже. По той же причине, по которой дым заслоняет поле боя. Нет ветра!

Но вот сигнал меняется. «Поставить якоря». Лейтенант-генерал что, с ума сошел? Или забыл собственные сигналы? Руфина честно прорепетировала сигнал, и только после этого поняла, что именно сделал генерал. «Ковадонгу» стало ощутимо сносить в сторону открытого моря. Начался отлив! Значит, адмирал не хочет оставить позицию. И, если французы не поступят так же, их эскадру уходящая от берега вода понесет на прорыв. Разумеется, если они вообще заметят начало отлива. А если нет — тогда их так, боком, и подтащит к испанской линии. На мушкетный выстрел, на пистолетный, борт к борту…

Но как же долго тянется морское сражение! На галеоне «Сан Марко» пожар, «Сан Кристобаль», урка, занялся от подпирающей бушприт волчьей пасти до руля, но все равно время от времени содрогается от пробегающей вдоль избитого корпуса волны общего бортового залпа. На той стороне, кажется, тоже зарево. Да, напротив «Санта Аны»! У врага слабейшие корабли по краям, а капитана стоит головной. А пламя, кажется, приближается… Галеон вновь окутывается залпом. И, словно в ответ, взрыв прогоревшего до погребов «Сан Кристобаля» открывает дыру в испанском строю. На «Сан Марко» начали рубить якорные канаты. Нехорошо. У этих-то возгорания контролируются. Нервы сдали? Придется лечить.