В инструкции случай описан. Согласно довольно толстой брошюре, которую генерал с обожженным лицом вручил Руфине, «Ковадонге» следует привлечь к себе внимание судна, не выполняющего приказ, холостым выстрелом, а сигнал приспустить и снова поднять.
Запаниковавший корабль на сигнал внимания не обратил. Даже когда «Ковадонга» подошла и сигнал продублировала. И в третий раз, когда салют шаром и флагом были сопровождены совсем не холостым выстрелом в район кормовой надстройки.
На этом инструкции заканчивались. А в случаях, не описанных командованием, капитану положено действовать по собственному усмотрению.
— К абордажу. Хайме, ведите партию. В случае отсутствия сопротивления никого не убивать…
Сама на борт влезла едва не последней. Застала Хайме и полдюжины его абордажников — против капитана «Сан Марко» и нескольких офицеров. Оружие наголо, но кровь не льется.
— Сеньор капитан, верните судно в строй. Приказ генерала — держаться в линии, и нарушить его, когда можешь продолжать бой — бесчестье.
А капитан совсем не выглядит ни трусом, ни негодяем. Да еще и упорен.
— Я намерен спасти корабль и экипаж даже ценой чести.
— А я — вернуть его в строй. Во Фландрии любого солдата, пытающегося бежать из строя, товарищи прибивают без разговоров. Но раз на флоте иные нравы… Защищайтесь!
Меч — вон из ножен. В голове проносится: противник равного роста, но тяжелей и меч у него длинней. Становится в оборону… Не вполне понимает, как его угораздило оказаться на дуэли против женщины? А не надо бегать от врага, хвост поджав. Упругая, на полусогнутых ногах итальянская стойка… Значит, не абордажник-рубака, такого и убивать было б жаль, но можно было б закончить быстро. Умения для свалки и для дуэли сильно разнятся. А этого натаскивали на поединки, учили приемам. Но не композиционному искусству.
Попробуем атаку слева…
Руфина играть в поддавки не привыкла. В студенческих ссорах дону Диего скидку на пол не делали. Да и поэты с художниками народ горячий, особенно итальянцы. Эти вечно лезут вперед, так что остается правильно уклониться и проткнуть что-нибудь на выбор. Капитан же ушел в глухую оборону — а итальянская школа почти целиком посвящена атаке — отступил на шаг, другой… Споткнулся о вырванный французским ядром кусок фальшборта и упал. Встать Руфина ему не позволила. В конце концов, это не столько поединок, сколько казнь…
Но с правого борта расцветает огненный цветок взрыва.
— Сравнялись! — выдыхает первый лейтенант.
— Принимайте корабль. Надеюсь, в отличие от вашего предшественника вы не струсите.
Тот смотрит прямо в глаза. Не сморгнуть! Отводит взгляд. Начинает отдавать команды, готовящие разворот. Экипаж поначалу оглядывается на абордажную команду «Ковадонги», но понемногу втягивается в работу. Даже шепотки: «одержимая» — «блаженная» — «рысьеглазая» стихают. Занятым людям не до сплетен. Даже на ядра и гибель товарищей им некогда обращать внимание. Впрочем, ядра позади и впереди, а пока вывалившийся из строя корабль почти в безопасности.
Можно позволить короткий взгляд на палубу. Кровь, куски тел, стоны раненых, которых никто не тащит на операцию к убитому врачу. Господи, да как же они вообще выстояли так долго! Господи, ну почему они обязаны вернуться в ад?
Корабль отнесло в сторону, и новый капитан спешит занять оставленное предшественником место. Спустил шлюпки, и они буксируют «Сан Марко» на оставленную позицию. Носом к огню… Поздно! Приказ капитана «Эскадре поднять якоря». И пусть еще один огненный всполох разрывает небо — сражения на полное уничтожение не получилось. Три французских корабля, все разом повернув под южный ветер, идут на прорыв. Четыре — погибло. Один, лишенный мачт, выкинул белый флаг.
Вот и старый знакомец, «Ла Виктуар»! Сунулся в проход, который так и не успел перекрыть «Сан Марко». Следом за ним французский флагман, тоже выходит свободно! Третий корабль повернул недостаточно ловко, сцепился снастями с альмирантой. Что ж, матерый капер Антонио Исаси, верно, только рад такому обороту! Наверняка лично ведет атаку, а он стоит в бою сотни отборных головорезов.
Но два чужих галеона успевают навалиться на покинувший строй, застрявший носом к ветру «Сан Марко» и сравнять счет. Такова плата за небрежение долгом… Успевают — но не делают! Теперь у них на уме только бегство. Бортовой залп с «Виктуара» на прощание, свист мушкетных пуль. Жива — свою не услышишь. Подобный грому треск заваливающейся мачты. Французы уходят, потому били по снастям. На палубе выдыхают огонь уцелевшие орудия, которым не закрыта линия огня, плотники спешно рубят канаты, спеша спихнуть валящие судно на борт снасти. Нижняя батарея молчит. Там успели захлопнуть порты, иначе галеон уже скреб бы клотиком волны.
«Сан Марко» легко подпрыгивает и выпрямляется — лишний вес ушел, но ушли и враги. Битва окончена. Пришла пора считать потери и думать, как вместить в семь транспортов, из которых шесть едва держатся на плаву, все то, что было в трюмах двенадцати…
Пока иные сражались на море, Луис де Монсальве, сдав команду над обреченным «Сан Матео» лейтенанту морской пехоты, караулил серебро. В его распоряжении были две береговые батареи — выставленные рядком морские пушки без прикрытия, сотни две солдат и большая часть команд, назначенных в жертву транспортов. Почти тысяча человек.
Стрелять из пушек не пришлось, зато подбирать уцелевших, своих и чужих, замучились. Но главное не это. Главное, что пара мешков с серебром лопнула, и с теми, кто занимался их переноской, капитан океана де Монсальве хорошо, по-доброму, поговорил. Мол, есть некоторая возможность…