Боевые паруса. На абордаж! - Страница 41

Диего бросил письмо на стол. Ужин через два дня, ответить успеется. На дворе черно, а значит — меч со стены долой. Для ножен в мантии есть специальный карман. Поверх — длинный плащ с капюшоном, чтоб трудней было узнать ночного бродягу. Виолу — под локоть. Смычок — в тот же карман, что и шпагу. Задавить пальцами пламя свечи. Взгляд от двери: ничего не забыл?

Нет, насколько можно различить в свете звезд, все в порядке. Значит, небольшая возня с замками, и камни мостовой зазвенят под сапогами. Для начала пару петель по городу, размяться после стоячей да сидячей работы — уже неплохо, заодно излишне любопытные поотстанут. Не стоит никому любопытствовать, куда шастает по ночам дон де Эспиноса. Потому как есть в Севилье глухие улочки с запертыми дверьми дворов и глухими стенами, словно скалы возвышающиеся над ареной мостовой. Здесь тоже живут люди — и неплохо, надо думать, просто окна у них выходят во двор. А стены на то и глухие, чтоб не слышать, как благородный дон, заслышав за спиной недобрый топот, разворачивается на каблуках и сбрасывает ножны с меча.

Здесь не принято бить в спину. Севильский эспадачин — не трус, даже если берет деньги за кровь. Другое дело, что нападающих четверо… Так это не дуэль. Это убийство. Времени — только-только стойку принять. Отвратительно длинная рапира — как раз для узких севильских улочек — вспарывает воздух. В ответ — короткое движение кистью — по мягкому и податливому. Добрался ли меч до мяса или ограничился кожаной курткой, не понять. Бой начат!

Увы, как ни вертись, а четверка умеет драться вместе. Не какая-то особая школа, просто опыт. А в ограниченном пространстве диестро не может работать в полную силу.

Диего пришлось шагнуть назад. У Нарваэса такого приема нет — зато альгвазил Эррера научил товарища отступать. «Иногда надо». Диего чуть склонил меч, закрывая направление обозначенной одним из противников атаки. Увы, попался на финт. Пришлось удар принимать на гарду — уже неправильно, а к сердцу рвется другой клинок…

— Это тебе благодарность за хамство по отношению к даме!

Шаг вбок, перенос острия в сторону угрозы… Сцепились не только клинки. Языки тоже работают. Тоже оружие.

— Я был вежлив, — сообщил Диего. — Теперь вижу: зря.

Удивленный всхлип противника, захлебнувшегося словами — и собственной кровью… Не ослаблять внимания! Иные бойцы, бывает, не замечают смертельных ран, пока не уложат врага. И все же Диего вспомнил историю, которая, оказывается, послужила причиной неприятной ночной встречи. Началась она месяца четыре назад, зато завершилась на прошлой неделе. Да и то, оказывается, не совсем.

Дама, ныне почитающая себя оскорбленной, разбудила его, заснувшего в Академии, как и всегда, когда очередной восторженный концептист декламировал бездарные вирши. Шлепок веера по носу — и недовольный дон Диего выслушивает сперва милый укор в невнимательности, а потом просьбу достопочтенной сеньоры. Которая вместе с мужем отплывает по делам в Ломбардию и желает, чтобы дон алькальд над портом — «младший» она опустила — порекомендовал крепкое судно, способное противостоять штормам, с крепким вооружением, чтоб не попасть в алжирское рабство, с доброй командой и капитаном — чтоб не бояться ни мятежа, ни гибели на скалах.

— «Золотой бисцион», — буркнул желающий досмотреть дневной сон Диего. — Единственное, что может вас смутить, так это известное число еретиков в команде. Там почти половина англичан.

— Но эти заблудшие души хорошие моряки? И не будет ли бунта?

— Моряки там лучшие, сеньора! Что неудивительно, ибо платят ломбардцы щедро. И вовсе не расположены к мятежу — по той же причине. Уверяю вас своей честью, сеньора, лучшего судна вам не найти.

Дама милостиво кивнула и оставила дона Диего объятиям Морфея. Которые не замедлили распахнуться — под вирши концептистов к верному культисту сон приходит легко. О разговоре и услуге алькальд, впрочем, не забыл. А потому вовсе не удивился, когда несколько месяцев спустя та же дама вновь устроила ему побудку.

— Путешествие прошло замечательно! Капитан просто душка. Мы даже потеряли две недели — желали плыть обратно только на «Бисционе», а ему немного не везло с ветрами. Удобные, просторные каюты и много зелени в приправу к каждому блюду — они, оказывается, ее растят в вывешенных за борт ящиках! Ну да что я вам рассказываю? Сами ведь все знаете, раз советуете этот корабль знатным дамам!

— Безусловно. Рад был быть полезным.

— Ох, какая же я беспамятная! Путешествие на корабле так меня вдохновило…

— Но я не занимаюсь критикой…

— А при чем тут критика? Просто вы мне потом расскажете… — она, не дав Диего вставить и слова, всучила назначенному критиком поэту толстый пакет с записками. Бедняга от неожиданности чуть не выронил подарок — не из вредности, пакет оказался непомерно тяжел. Стало ясно: внутри не одна бумага, есть и кое-что повесомей.

— Муж желал бы выразить благодарность лично, но дела срочно призвали его в Мадрид. Я же, чтобы отдохнуть от превратностей дороги, ближайшие пару недель проведу в нашем охотничьем домике. Всего пара лиг от Севильи, а какая разница в воздухе…

Пакет с «бездарными виршами», кои оказались надерганы из пьес Лопе де Веги, Диего разорвал не глядя. Источник тяжести? Сорок эскудо! Неожиданно щедро. Что ж, два десятка себе, два десятка капитану. Так чиновник и бывает сыт безо всякого жалованья, не нанося собственной чести ни малого ущерба. Впрочем, размер суммы — явный намек на то, что кое-кому следовало бы явиться с благодарностями в некий охотничий домик. Но если дама никогда не скажет прямо, то кавалер имеет право на недопонимание. Замотался на службе, был особенно туп…