Боевые паруса. На абордаж! - Страница 74

Наконец, запасы подходят к концу. Поход завершен — без всяких приключений. «Ковадонга» берет курс на запад. Докладывать. Отдыхать. Получать жалованье. Экипажу, недавним рыбакам, такой исход по сердцу, донье Изабелле тоже. Правда, ей вздумалось на обратном пути промерить глубины в некоторых бухтах и нарисовать карты глубин — на случай, если королевскому флоту пожелается разрушить разбойничье гнездо и потребуются удобные стоянки вблизи Тортуги. Потому канонерка приняла немного к северу, и попутный ветер ее несет, раздувает загребущие паруса, что боятся упустить единый вздох Зефира.

Если бы нашелся наблюдатель, способный взлететь выше альбатроса и окинуть взглядом море, он заметил бы, помимо резвой пинассы, еще один корабль, более солидный. Мы уже описывали характерный развал бортов, крепость корпуса и практичность его конструкции. Читатель, верно, догадался — речь идет о флейте. Правда, этот выглядит бодрей, чем судно, доставившее в Новый Свет донью Изабеллу. Если он и был застигнут бурями, то перенес их стойко. Три мачты с прямыми парусами, малая мачта на бушприте и четвертый ряд парусов на грот-мачте могут означать только одно: команда на нем велика, а судовладелец следит за свежайшими поветриями в парусном вооружении. Сейчас, впрочем, флейт идет не на всех парусах, слишком свежо, топсели убраны, на прочих парусах взяты первые рифы.

Главное отличие от знакомого нам флейта у корабля состоит в том, что пушечные порты прорублены отнюдь не по три штуки ближе к корме, а во всю нижнюю палубу. Да и с верхней сурово смотрят ряды стволов, а за борта цепляются железными когтями вертлюги с фальконетами. На носу рычит золоченый лев. Ниже бегут буквы: «Goudenleeuw». Вот именно так, слитно. «Златолев». Полотнище над кормой не вьется, хотя скрываться незачем, мало в карибских водах героев, которые могут полезть на двадцатичетырехпушечный корабль. Простая практичность: никто ведь не смотрит. Так зачем снашивать полотнище?

Другое дело, если навстречу попадается чужак. Тут флаг поднимают. Пусть всякий проникнется уважением к морской мощи Соединенных Провинций вообще, провинции Голландия, если брать уже, и, совсем в частности — Яна Петерссона Броммера. Кто из предков капитана, а заодно и судовладельца, отличался склонностью побрюзжать, неизвестно, но сам он фамилии не соответствует, напротив, капитан Броммер любит поговорить, когда доволен, и молчалив в состоянии раздражительном, а сейчас ему не до благодушества — как и остальному экипажу. Это, конечно, правильно, когда капитан ест ту же солонину, что и прочая команда. И что первыми вскрываются те бочки, что раздулись или с душком — тоже правильно. Прочие могут подождать.

Увы, результат — постоянное бурчание в животе. Хорошо, что не хуже. Вот Броммер и размышляет о том, что слава голландских моряков, как самых непривередливых в пище — не больно заманчива. Из министерских кабинетов да биржевых контор она смотрится иначе, нежели с дощатого настила с дыркой над волнами. Хорошо, в этом рейсе никто из матросов не помер! У нескольких шатаются зубы, но стоит достигнуть берега, это пройдет… Мимо шмыгнула бурая горбатая спина. Крыса. Да, эти твари везде. Питаются, мерзавки, получше капитана. Наверняка выбирают неподпорченные бочки солонины да неподмоченные сухари. И никаких котов на них не напасешься. Истребить — никакой возможности. Разве разобрать внутреннее днище, выгрузить из междудонного пространства балласт, да хорошенько прокурить внутренности корабля серой, но для этого нужна верфь. И, что самое обидное, спустя месяц-другой на корабле опять будет полно крыс.

Потому, заметив догоняющую с левой раковины пинассу, Броммер позавидовал ее капитану. Никаких крыс. Никакой тухлятины. Маленькие переходы, ветер в спину. Хорошо… Разве — борт низкий, в свежую погоду вода зальет трубку… Вспомнил о своей, принялся набивать.

Подошел первый лейтенант. Сощурился — пинасса заходит со стороны солнца.

— Ян, — сказал, — отчего у меня впечатление, что эта пинасса желает нас догнать? Может, местные французы приняли нас за испанцев и хотят взять приз? Покажем флаг?

— Они что, безумцы?

— Там может быть полста головорезов. А то и больше.

— Какая разница? Разок причесать картечью, и там будет начинка для колбасы… Но флаг показать, и верно, стоит. Что-то наши парни расслабились… Играть боевую тревогу! Поднять флаг! Взять полные рифы!

И добавил, продолжая щуриться на торопящееся суденышко:

— Они хотят нас догнать? Пусть у них получится. Хоть какое-то развлечение… Ба, испанский флаг. Не ожидал. Они, что, правда собираются нас атаковать?

Так, второй лейтенант занят. Непосредственное управление парусной командой висит именно на нем. Первый, навигатор, молчит. Вместо подчиненного отвечает пинасса. Рядом с флагом Кастилии заполоскалось по ветру белое полотнище. Получается, испанцы хотят не боя, а разговора. Занятно. Что ж, можно и поговорить. В груди загорелась невозможная, почти несбыточная надежда. Что, если…

Именно это он и прокричал вместо приветствия вниз, на пинассу, на неплохом, хоть и не без акцента, кастильском:

— Неужели мир?

И только после этого представился, своим именем и названием корабля.

— Не совсем, — откликнулось снизу звонкое, — но я не собираюсь с вами воевать… Судя по осадке, вы идете с грузом?

— Сначала представьтесь, юноша, а потом уж вопросы задавайте, — Броммер начинал оправдывать фамилию. — Где уважение к морским традициям? И вообще, вы не боитесь, что я вас захвачу? У вас сколько пушек?